Читать книгу "Вечный порт с именем Юность - Владимир Казаков"

Уроки, уроки… Донсков учился, и не только по бумагам.

Недавно вернулся пилот Богунец, и Донсков вызвал его. Лето, а Богунец зачем-то принес в кабинет голубую песцовую шапку. По принципу «нападение – лучшая защита» он с порога начал возбужденно говорить:

– Почему бы мне, зарабатывающему больше академика, не покупать красивое и дорогое! Законно? И я покупаю! Только где и как – вот вопрос? Смотрите! – Богунец бросил песцовую шапку на стол. – По знакомству у браконьера добыл. Дубленку… по блату девочка достала, пяток красненьких дополнительно пришлось отдать за тот тулуп! За костюм тоже полсотни продавцу переплатил! Галстук, запонки, носки, плавки на мне заграничные – хотите посмотреть? – нет, за ними я в Америку не ездил, а взял из-под прилавка нашего магазинами тоже с нагрузкой. Искупался раз – отлетела заграничная картинка, под ней лиловое клеймо Ивановской фабрики! Что вы на это скажете, товарищ замполит? От каждого по способности – каждому по труду, да? Скажете: не покупай! А я в домашних трусах купаться не могу, стыдно!

– А тоборки откуда? – спросил Донсков, выслушав наступательную речь и поняв, куда Богунец клонит.

– Единственная вещь в моем парадном гардеробе, которая не царапает совесть: знакомый пастух от души подарил.

– Значит, продавца через окно…

– Вы думаете, за плавки? И за них тоже! Или за французские духи, которые он мне из мокрой лапы в лапу совал? Не-ет! От презрения к нему и к себе! Клянусь, посмотрел я на эту паскуду, на гнусного маломерка, вспомнил, как он развращает меня и других высокооплачиваемых ударников труда, и муторно стало. Подумалось, уж если терпим таких на земле, то почему я его должен терпеть в магазине? Ведь на него жалоб воз, а он как дуб в прилавок врос! Где справедливость? Где руки, которые выжмут эту клизму, вывернут наизнанку вонючий чулок? Я где живу, в мире процветающего подпольного бизнеса?

– Ты не кричи и на бога меня не бери, Антон. И ругаться перестань. Спокойно рассказывай.

– Ну, заплатил я за духи, за пасту зубную втридорога, потом говорю: получай сдачи. За клеймо на плавках получай! Вылил на него духи, пастой морду натер. А он визжит и за руку укусил. Я до этого все спокойно делал, а тут не выдержал. Пусть я его с магазина снять не могу, но нужно было дать последнее публичное предупреждение.

– Значит, ты объявил продавцу о служебном несоответствии, швырнул его в витрину?

– А наперед сказал несколько теплых слов. Все покупатели слышали!

– За них в основном и угодил под арест.

– Сказал от души и честно. Потом в каталажке написал все, что надо, следователю и копию в торг. От вас мне наказание будет?

– Не стыдно, Антон?

– Малость за Аэрофлот, за себя – нет, получил сполна. Все понял, убеждать и ругать не надо. Ведь двух наказаний давать нельзя, правда? А за то, что под суд не позволили отдать, спасибо великое!

«Все понял. Убеждать меня не надо» – эти слова Богунца выручили Донскова. Ну что он мог сказать Богунцу? Как ответить на вопросы об армии спекулянтов? Что нельзя расправляться с ними самосудом? Сказать, что мы, в конце концов, выбьем из-под спекулянтов почву изобилием товаров? В каждой деревеньке, городке и городище есть люди, способные подавить эту мразь. Но почему-то бьют по ней вполсилы! Донсков здесь полтора месяца. Сказал людям уже много красивых слов. А вот до этой проблемы руки не дошли. От занятости? Нет, думалось – не его дело.

Не стал ничего Донсков говорить Богунцу. Только пообещал, что посоветует выбрать парня в народный контроль.

Был у Донскова к Богунцу вопросик, очень беспокоящий не только замполита. О случае с инспектором Воеводиным. Ведь это Богунец подложил в его чемодан кирпич. Вспомнился вопрос Воеводина: «Значит, у них есть причины сильно не любить меня? Может быть, я чем-то противен людям?»

Хотел Донсков ответить инспектору, что очень часто о начальнике судят по его подчиненным. И если у него много таких, как Гладиков, то и Воеводина, в общем-то, любить не за что. Тогда Донсков ушёл от ответа. Но горький вопрос инспектора запомнил. И задал его Богунцу.

– Бес попутал, Владимир Максимович! А если честно – хоть и поддался на уговоры, знал, чем все может кончиться. Хоть и не люблю я инспекторов, перед Иваном Ивановичем не хотел бы в подлецах ходить.

XII

«Серебряное кольцо» – замкнутая почтовая трасса. Кольцо сплюснуто с востока и запада, на севере подходит к Лапландскому заповеднику, на юге к поморским селам Беломорья. Трасса длинная, разнопогодная. В горах можно встретить рваный ветер, а у Семи островов туман или дождь – Гольфстрим там делает погоду, омывая берега вечно теплой водой. Больше восемнадцати часов нужно, чтобы замкнуть «колечко». Иногда, при капризной погоде, на это требуется несколько дней. Если все нормально, улетают пилоты и возвращаются домой в серебристых сумерках – отсюда и название трассы. Добровольцев на этот длинный и нудный рейс мало.

В авиаэскадрилье висит на стене график очередности полетов по «Серебряному кольцу». Чей день подошел, пусть встает раньше всех, когда еще и собаки дрыхнут, летит в райцентр, забирает газеты, посылки, письма и развозит их по селам, стойбищам, ищет, где пасутся олени.

Они бегут и бегут на север, гонимые оводом и гнусом. По камням и мхам, болотам и перевалам, вброд через реки, к прохладным летним пастбищам. Попробуй найди их!

Найдешь, так не сразу отпустят пилотов пастухи. Обидятся, если не отведаешь из общего котла оленинки, не послушаешь песни: «Мы не пахари, мы не косари. Мы оленный народ. Наш хлеб – олень-батюшка. Его кормом живем: мох белый, ягель… Деды и прадеды, и прадеды наших прадедов учили: землю надо беречь. Как она досталась нам в поросли трав и во мхах, поросшая лесами и кустами и всякой зеленью, так и беречь ее надо зеленую. Будешь беречь и холить землю зеленую, веселую – и сам ты будешь сыт, здоров и весел, человек…»

Послушает пилот, и стыдно становится за те черные пятна обугленной травы, что остаются от выхлопов раскаленных патрубков вертолета. Ковырнет олешка зимой снег копытом, а там гарь, – говорят пастухи. Каждое пятно у олешки дневной рацион отнимает. И хоть говорят с улыбкой, не злобно – вертолет им по душе! – а все равно не принимает пилот доброжелательных улыбок в этот момент.

Перед полетом убьют летчики денек на покупку разных разностей, отмеченных в длиннющем списке, переданном пастухами предшественникам: порох, дробь, иголки, нитки, лекарства, спирт, закуски, ремни, шило, мыло – всего не перечислишь. Когда пилоты идут на аэродром не видно их за мешками, ящиками, кульками. Автомашины не просят: ведь сравнительно недалеко, да и выполняют личные просьбы давно знакомых оленеводов. Идут, пыхтят, ругаются. И смеются, что завтра другие вот так же будут похожи на перегруженных ишаков. Такая мыслишка ехидненько веселит!

Сегодня мешки и картонки тащили Донсков и Наташа Луговая. Фамилии замполита не было в графике очередности, он добровольно подменял всех, кто по каким-то причинам не мог лететь в этот скучный рейс. Поэтому вторые пилоты попадались разные. Сейчас вот Наташа. Батурина вызвали в город.